Знаменитые произведения, которые были поняты не так, как задумывалось
Недавно по всему миру взлетели продажи популярных произведений-антиутопий — таких как романы Оруэлла и Хаксли. А в Америке знаменитый роман «451 градус по Фаренгейту» собираются превратить в сериал.
Другое дело, что автор романа Рэй Брэдбери отнюдь не считал, что идеей его произведения была цензура или подавление инакомыслия. Он утверждал, что славу обрел по ошибке — он лишь пытался отобразить пагубное влияние поп-культуры и телевизора на своих сограждан.
Ошибочное восприятие авторов публикой и критиками — явление не новое. В этой подборке собраны знаковые работы, которые были поняты не так, как задумывалось.
Антиутопия Рэя Брэдбери разворачивается в будущей Англии, где все жители страны крепко подсажены на телевизор и не задумываются о смысле жизни, а книги запрещены и подлежат сожжению как источник инакомыслия. В разные годы роман был интерпретирован как ответ автора на репрессии в Советском Союзе, на сжигание книг в нацистской Германии и на преследование коммунистов в Америке — и в итоге стал символом борьбы за свободу слова наравне с произведениями Оруэлла.
Вот что думал на этот счет сам автор:
«Роман вообще не об этом. Он не о цензуре и не о сенаторе Маккарти. Это история о том, как телевизор делает из людей идиотов. Он полностью уничтожает интерес к чтению. Нам показывают даты жизни и смерти Наполеона, но не рассказывают о его жизни. Нас пичкают таким количеством бесполезной информации, что у нас просто не остается внимания на важные вещи».
Полюбившийся зрителям фильм о семье маньяков-каннибалов из Техаса стал объектом самых разных интерпретаций со стороны киноведов и любителей кино. Кто-то узрел в нем историю о подавленной сексуальности в духе классических трагедий, а кто-то — высказывание режиссера об обществе потребления. Одна из самых популярных трактовок гласит, что Хупер зашифровал в фильме критику вьетнамской войны — мол, смотрите, что происходит в обществе, охваченном военным психозом.
Вот что говорил по этому поводу Хупер:
«Это фильм про мясо. Я пытался осветить убийство разумных существ в пищевой цепочке — подумайте, зачем все эти намеки на каннибализм. Я сам перестал есть мясо, когда снимал этот фильм».
С легкой руки мужа художницы Альфреда Стиглица, первым усмотревшего в орхидее вагину, воздушно-цветочные полотна Джорджии О’Кифф до конца века интерпретировали как фрейдистские вариации на тему «цветы — это, как и женское начало, символ жизни…». И хотя сама художница не раз опровергала подобные утверждения, праздное увлечение критиков психоанализом взяло верх, и многочисленные художницы-феминистки под влиянием того, что они прочитали, даже предлагали ей сотрудничать (на что получили отказ).
«Я начала рисовать цветы на больших полотнах, чтобы даже вечно занятые ньюйоркцы наконец обратили внимание на растения. Я заставила вас потратить время на мой цветок, а вы навесили на это свои собственные ассоциации и теперь утверждаете, будто я вижу в своих цветах то, что видите в них вы, — а это совсем не так».
Джорджия О’Кифф
В своих написанных углем фигурах начинающий художник уловил едва зародившийся нью-йоркский типаж бесшабашных трейдеров, которых позже описал в «Американском психопате» Брет Истон Эллис. Это успешные молодые бизнесмены, которые после работы уходят в отрыв, не снимая офисные рубашки и пиджаки. Во всяком случае, так его работу обрисовали критики, восхвалившие «зоркий глаз» автора и превратившие Лонго в звезду арт-сцены Нью-Йорка. Картины, по их мнению, реалистично передавали образ сходящих с ума от одиночества и потребления банкиров, тем самым наглядно критикуя нравы жителей мегаполиса.
«Эти рисунки никак не связаны с ребятами с Уолл-стрит, это мои приятели — художники и панки, компания, с которой я тусовался. По какой-то иронии они стали ассоциироваться с молодыми трейдерами, хотя эти костюмы носили и простые ньюйоркцы».
Роберт Лонго
В Америке конца восьмидесятых культовый антигерой, лжец и обманщик Гордон Гекко, всячески попрекающий закон и мораль, быстро превратился в модель для подражания армии молодых людей, бросивших колледж и работу для того, чтобы начать торговать на бирже. Девизы персонажа «Жадность — хорошо» и «Обед для слабаков» стали слоганами целого поколения студентов бизнес-школ. Неудивительно, что после финансового кризиса 2008 года политики и общественные деятели винили в раздаче дешевых кредитов «детей Гордона Гекко».
Вот что говорил по этому поводу сценарист, придумавший персонаж, за которого Майкл Дуглас получил «Оскар»:
«Мне страшно оттого, что Гордон Гекко превратился из злодея в героя. Это лживый и жестокий человек. Тем не менее очень часто молодые люди, когда узнают, что я придумал Гекко, выражают восхищение и говорят мне, как они его обожают».
Стэнли Вайзер
Фильм голландского режиссера вызвал настоящий фурор среди культурных критиков в США. Обличение коррупции в полиции, всевластия крупных корпораций и отсутствия воли у политиков — после прочтения рецензии на фильм у вас могло сложиться впечатление, будто вы только что читали обзор на очередной «великий американский роман», а не на боевик с плохими спецэффектам. Пока консерваторы и либералы трактовали возможные послания режиссера, герой фильма зажил самостоятельной жизнью: в последующих частях антиамериканского пафоса было меньше, а сам Робокоп стал национальным героем.
А теперь приготовьтесь:
«Очевидно, смысл “Робокопа” в том, что это история Христа. В первой части фильма парня распинают, а в следующей он воскресает и превращается одновременно в суперкопа и Иисуса — в конце он даже по воде ходит. Ну и прежде всего, это американский Иисус».
Пол Верховен
Когда абстрактные полотна Ротко впервые явились публике в конце 40-х, критики принялись расхваливать и ругать их примерно за одно и то же: якобы кроме игры цвета в картинах ничего нет — ни эмоций, ни ассоциаций, ни скрытых смыслов. Про Ротко начали говорить, что он основоположник нового движения в живописи, что цвет сам стал объектом картины, а не способом вызывать у зрителя ассоциации или находить эмоциональный отклик. До сих пор в брошюрах некоторых галерей можно встретить описания его работ, в которых говорится о том, как его цветные формы «вибрируют» в зрительной борьбе между собой.
Кажется, художник думал ровно наоборот:
«Мне не интересна абстракция, отношения цвета и формы и все в этом духе. Моя задача — это вызвать основные человеческие эмоции — горе, восторг, радость и отчаяние — за счет доминирования в поле зрения сильного, глубокого цвета. Эти оттенки должны вызвать у вас подсознательные ассоциации. А если вас впечатляет только игра цвета, то вы упустили весь смысл».
Марк Ротко
Фэнтези-хоррор о том, как упавшие на Землю пришельцы поселились в гетто Йоханнесбурга и подверглись угнетению со стороны властей, вероятно, в контексте новейшей истории континента не мог быть трактован иначе, чем метафора на апартеид. Даже название фильма казалось прямой отсылкой к «району номер 6» Кейптауна, чернокожие жители которого подверглись массовой депортации в 60-х.
На деле же режиссер хотел обратить внимание на более современную проблему беженцев, которых зачастую селят на окраинах городов и отрезают от центра жизни:
«Забудьте на секунду об апартеиде и угнетении чернокожих белыми. Посмотрите, что происходит с беженцами из Зимбабве, которые бежали в ЮАР. Они селятся в бедных деревнях по соседству с местными, которые демонизируют их за то, что те готовы работать за меньшие деньги. Так и в фильме южноафриканцы готовы гнать инопланетян из своих поселков».
Абсурдистский триллер о том, как один случайный гость в доме известного поэта со временем привлекает туда целую армию сумасшедших поклонников, которые рушат дом и терзают его жену, поняли не все. А точнее, его не понял никто. Фильм, поставивший в тупик жюри Каннского кинофестиваля, так плотно наполнен библейскими метафорами и фантастическими элементами сгорания, приношения жертв и циклов возрождения, что увидеть во всем этом какое-то однозначное послание просто невозможно — каждый волен трактовать фильм по-своему. Критики говорили, что режиссер высказался против беженцев, феминисток и Библии. Поклонники увидели в нем красочную историю того, как автор в муках рождает поэму и отдает ее на растерзание публике.
Какую роль во всем этом играет жена главного персонажа, которая жертвует всем ради тщеславного поэта?
Оказывается, все дело в глобальном потеплении:
«Впервые за свою карьеру я поднял актуальную проблему — состояние окружающей среды. Я пытался показать, как мы оскверняем, засоряем и истощаем Землю — а сегодня, впервые в истории, нам приходится наблюдать, как ее ресурсы иссякают, а наши действия приводят ее к погибели».
Даррен Аронофски
Другое дело, что автор романа Рэй Брэдбери отнюдь не считал, что идеей его произведения была цензура или подавление инакомыслия. Он утверждал, что славу обрел по ошибке — он лишь пытался отобразить пагубное влияние поп-культуры и телевизора на своих сограждан.
Ошибочное восприятие авторов публикой и критиками — явление не новое. В этой подборке собраны знаковые работы, которые были поняты не так, как задумывалось.
Рей Брэдбери «451 по Фаренгейту» (1953)
Антиутопия Рэя Брэдбери разворачивается в будущей Англии, где все жители страны крепко подсажены на телевизор и не задумываются о смысле жизни, а книги запрещены и подлежат сожжению как источник инакомыслия. В разные годы роман был интерпретирован как ответ автора на репрессии в Советском Союзе, на сжигание книг в нацистской Германии и на преследование коммунистов в Америке — и в итоге стал символом борьбы за свободу слова наравне с произведениями Оруэлла.
Вот что думал на этот счет сам автор:
«Роман вообще не об этом. Он не о цензуре и не о сенаторе Маккарти. Это история о том, как телевизор делает из людей идиотов. Он полностью уничтожает интерес к чтению. Нам показывают даты жизни и смерти Наполеона, но не рассказывают о его жизни. Нас пичкают таким количеством бесполезной информации, что у нас просто не остается внимания на важные вещи».
Тоуб Хупер «Техасская резня бензопилой» (1974)
Полюбившийся зрителям фильм о семье маньяков-каннибалов из Техаса стал объектом самых разных интерпретаций со стороны киноведов и любителей кино. Кто-то узрел в нем историю о подавленной сексуальности в духе классических трагедий, а кто-то — высказывание режиссера об обществе потребления. Одна из самых популярных трактовок гласит, что Хупер зашифровал в фильме критику вьетнамской войны — мол, смотрите, что происходит в обществе, охваченном военным психозом.
Вот что говорил по этому поводу Хупер:
«Это фильм про мясо. Я пытался осветить убийство разумных существ в пищевой цепочке — подумайте, зачем все эти намеки на каннибализм. Я сам перестал есть мясо, когда снимал этот фильм».
Джорджия О’Кифф «Цветы» (1920-1950)
С легкой руки мужа художницы Альфреда Стиглица, первым усмотревшего в орхидее вагину, воздушно-цветочные полотна Джорджии О’Кифф до конца века интерпретировали как фрейдистские вариации на тему «цветы — это, как и женское начало, символ жизни…». И хотя сама художница не раз опровергала подобные утверждения, праздное увлечение критиков психоанализом взяло верх, и многочисленные художницы-феминистки под влиянием того, что они прочитали, даже предлагали ей сотрудничать (на что получили отказ).
«Я начала рисовать цветы на больших полотнах, чтобы даже вечно занятые ньюйоркцы наконец обратили внимание на растения. Я заставила вас потратить время на мой цветок, а вы навесили на это свои собственные ассоциации и теперь утверждаете, будто я вижу в своих цветах то, что видите в них вы, — а это совсем не так».
Джорджия О’Кифф
Роберт Лонго «Люди в городах» (1977)
В своих написанных углем фигурах начинающий художник уловил едва зародившийся нью-йоркский типаж бесшабашных трейдеров, которых позже описал в «Американском психопате» Брет Истон Эллис. Это успешные молодые бизнесмены, которые после работы уходят в отрыв, не снимая офисные рубашки и пиджаки. Во всяком случае, так его работу обрисовали критики, восхвалившие «зоркий глаз» автора и превратившие Лонго в звезду арт-сцены Нью-Йорка. Картины, по их мнению, реалистично передавали образ сходящих с ума от одиночества и потребления банкиров, тем самым наглядно критикуя нравы жителей мегаполиса.
«Эти рисунки никак не связаны с ребятами с Уолл-стрит, это мои приятели — художники и панки, компания, с которой я тусовался. По какой-то иронии они стали ассоциироваться с молодыми трейдерами, хотя эти костюмы носили и простые ньюйоркцы».
Роберт Лонго
Стэнли Вайзер «Уолл-стрит» (1987)
В Америке конца восьмидесятых культовый антигерой, лжец и обманщик Гордон Гекко, всячески попрекающий закон и мораль, быстро превратился в модель для подражания армии молодых людей, бросивших колледж и работу для того, чтобы начать торговать на бирже. Девизы персонажа «Жадность — хорошо» и «Обед для слабаков» стали слоганами целого поколения студентов бизнес-школ. Неудивительно, что после финансового кризиса 2008 года политики и общественные деятели винили в раздаче дешевых кредитов «детей Гордона Гекко».
Вот что говорил по этому поводу сценарист, придумавший персонаж, за которого Майкл Дуглас получил «Оскар»:
«Мне страшно оттого, что Гордон Гекко превратился из злодея в героя. Это лживый и жестокий человек. Тем не менее очень часто молодые люди, когда узнают, что я придумал Гекко, выражают восхищение и говорят мне, как они его обожают».
Стэнли Вайзер
Пол Верховен «Робокоп» (1987)
Фильм голландского режиссера вызвал настоящий фурор среди культурных критиков в США. Обличение коррупции в полиции, всевластия крупных корпораций и отсутствия воли у политиков — после прочтения рецензии на фильм у вас могло сложиться впечатление, будто вы только что читали обзор на очередной «великий американский роман», а не на боевик с плохими спецэффектам. Пока консерваторы и либералы трактовали возможные послания режиссера, герой фильма зажил самостоятельной жизнью: в последующих частях антиамериканского пафоса было меньше, а сам Робокоп стал национальным героем.
А теперь приготовьтесь:
«Очевидно, смысл “Робокопа” в том, что это история Христа. В первой части фильма парня распинают, а в следующей он воскресает и превращается одновременно в суперкопа и Иисуса — в конце он даже по воде ходит. Ну и прежде всего, это американский Иисус».
Пол Верховен
Марк Ротко — абстрактные полотна
Когда абстрактные полотна Ротко впервые явились публике в конце 40-х, критики принялись расхваливать и ругать их примерно за одно и то же: якобы кроме игры цвета в картинах ничего нет — ни эмоций, ни ассоциаций, ни скрытых смыслов. Про Ротко начали говорить, что он основоположник нового движения в живописи, что цвет сам стал объектом картины, а не способом вызывать у зрителя ассоциации или находить эмоциональный отклик. До сих пор в брошюрах некоторых галерей можно встретить описания его работ, в которых говорится о том, как его цветные формы «вибрируют» в зрительной борьбе между собой.
Кажется, художник думал ровно наоборот:
«Мне не интересна абстракция, отношения цвета и формы и все в этом духе. Моя задача — это вызвать основные человеческие эмоции — горе, восторг, радость и отчаяние — за счет доминирования в поле зрения сильного, глубокого цвета. Эти оттенки должны вызвать у вас подсознательные ассоциации. А если вас впечатляет только игра цвета, то вы упустили весь смысл».
Марк Ротко
Нил Бломкамп «Район номер 9» (2009)
Фэнтези-хоррор о том, как упавшие на Землю пришельцы поселились в гетто Йоханнесбурга и подверглись угнетению со стороны властей, вероятно, в контексте новейшей истории континента не мог быть трактован иначе, чем метафора на апартеид. Даже название фильма казалось прямой отсылкой к «району номер 6» Кейптауна, чернокожие жители которого подверглись массовой депортации в 60-х.
На деле же режиссер хотел обратить внимание на более современную проблему беженцев, которых зачастую селят на окраинах городов и отрезают от центра жизни:
«Забудьте на секунду об апартеиде и угнетении чернокожих белыми. Посмотрите, что происходит с беженцами из Зимбабве, которые бежали в ЮАР. Они селятся в бедных деревнях по соседству с местными, которые демонизируют их за то, что те готовы работать за меньшие деньги. Так и в фильме южноафриканцы готовы гнать инопланетян из своих поселков».
Даррен Аронофски «мама!» (2017)
Абсурдистский триллер о том, как один случайный гость в доме известного поэта со временем привлекает туда целую армию сумасшедших поклонников, которые рушат дом и терзают его жену, поняли не все. А точнее, его не понял никто. Фильм, поставивший в тупик жюри Каннского кинофестиваля, так плотно наполнен библейскими метафорами и фантастическими элементами сгорания, приношения жертв и циклов возрождения, что увидеть во всем этом какое-то однозначное послание просто невозможно — каждый волен трактовать фильм по-своему. Критики говорили, что режиссер высказался против беженцев, феминисток и Библии. Поклонники увидели в нем красочную историю того, как автор в муках рождает поэму и отдает ее на растерзание публике.
Какую роль во всем этом играет жена главного персонажа, которая жертвует всем ради тщеславного поэта?
Оказывается, все дело в глобальном потеплении:
«Впервые за свою карьеру я поднял актуальную проблему — состояние окружающей среды. Я пытался показать, как мы оскверняем, засоряем и истощаем Землю — а сегодня, впервые в истории, нам приходится наблюдать, как ее ресурсы иссякают, а наши действия приводят ее к погибели».
Даррен Аронофски
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.