Каково это — убить Усаму бен Ладена

Участник операции 2 мая 2011 года, имя и возраст держатся в секрете:
Самое трудное — поцеловать детей на прощание. Хорошо, если они спят: ты просто уходишь, уезжаешь на задание, и они ничего не говорят. А когда они не спят, то плачут. Не хочется, чтобы это был последнее, что ты видел дома. Думаешь обо всем этом 5 минут по пути на базу, а потом клик — и ты готов ехать.
Мое первое задание с «Командой №6» (подразделение, принимавшее участие в уничтожении бен Ладена. — Esquire) было в Афганистане. Потом Ирак, Афганистан, Ирак. Тогда я понял, какой это маленький мир. Те, кто смотрят войны по телевизору, думают, что все это происходит так далеко, что не имеет значения. Отстраняются. А на самом деле туда лететь на самолете несколько часов.

Первый раз, как туда попадаешь, странное чувство. Так вот о чем мне рассказывали по телевизору. Опасное место, горячая точка. Мы работали по ночам — выходили только на закате. В одну ночь приходишь в пустой дом, а на следующую внутри будет 13 парней с автоматами. Никогда не знаешь, что тебя ждет, пока не увидишь. Мы научились работать тихо. Вместо того чтобы взрывать двери, мы открывали замок, проникали внутрь и буквально будили их. Если не убить за ночь 5-6 человек, время потрачено зря, стоило пойти куда-нибудь еще. Это до фига убитых парней.
Мы входили — а там спит парень. У стены стоит туалетная вода, дезодорант, пояс шахида и калашников, гранаты лежат. А он спит рядом. Один такой спящий в Ираке проснулся и начал в нас стрелять. В результате мы там зачистили 7 или 8 домов — уничтожили целую ячейку «Аль-Каиды». Дюжину человек, не меньше. Женщин и детей не трогали. У нас тогда были две собаки в отряде — помогали вынюхивать их. Газеты потом цитировали какую-то местную: «Ниндзя пришли со львами».
Мы поняли, что задание нас ждет не рядовое, когда нас вызвали на базу в Вирджиния-Бич из Майами, где у нас были тренировочные погружения сразу после возвращения из Афганистана. А дежурное подразделение не тронули. Тогда много чего происходило — Ливия, «арабская весна». Понятно было, что будет круто, но насколько, мы не догадывались.
Поначалу нам, можно сказать, врали, туману напускали. Говорили про подводные кабели, как-то связанные с японским землетрясением, гнали еще какую-то дичь. Намекали на Ливию. Рассказывали, что где-то далеко есть убежище, мы полетим туда на двух вертолетах. Сколько народу внутри — неизвестно, но что-то из этого убежища надо будет вытащить. Поддержки с воздуха при этом не будет. Потом нам сказали, что в воскресенье утром мы едем в Харви-Пойнт, Северная Каролина, где нас проинструктируют и начнут тренировки. Старшина предупредил, что там будут люди из ОКСО (Объединенного командования специальных операций. — Esquire), а то и сам министр обороны. Тут я понял, что каша заварилась серьезная.
На первый инструктаж мы ехали втроем в одной машине. Операция, думали мы, будет в Ливии. Один из парней сказал: «Спорим, не Усама бен Ладен?» А второй: «Если бен Ладен, я у тебя в рот возьму». Потом, когда я бен Ладена застрелил, то привел этого приятеля показать тело. «Ну что, — говорю, — приступай».
В понедельник нашу группу собрали в большом учебном классе. Снаружи натурально посадили охранника. Кроме нас в помещении были генерал из ОКСО, сотрудники пакистано-афганского отдела ЦРУ, еще какое-то вашингтонское начальство и командир 6-го отряда. Командир, на вид, как всегда, совершенно невозмутимый, сказал: «Ну вот мы и подобрались вплотную к бен Ладену». И все стало понятно. Он смотрел на нас, а мы на него. Никаких тебе аплодисментов, никаких «ура». Мы все подумали в этот момент: «Отлично. Осталось всего-то прихлопнуть засранца». А чего тут еще думать?
Командир рассказал нам, как выглядит укрытие и как за ним следят. Там был один боевик — выше всех остальных, он все время ходил по двору. Они его называли «Шаги». Мы видели, что аналитик из ЦРУ жутко возбуждена. Как будто она хотела сказать: «Он у нас в руках. Это работа моей жизни, и я уверена в этом». Она давала процентов 80, что он там окажется.
У них был стол с макетом укрытия — мы стояли, смотрели на него и начали предлагать свои идеи. Здание было совсем не сложным, а времени была куча. Обычно приходится на ходу думать, нам говорят: вот цель, высадка через 20 минут, давайте свой план. Мы вообще любим поржать, когда обсуждаем операции, но тут было по-другому. Я сказал: «Ребята, сейчас не до шуток. 90 процентов, что обратно мы не вернемся. Раз уж погибать, давайте сделаем все как следует». Через несколько дней в Неваде, где мы тренировались на модели виллы, нам на глаза попались приготовленные для нас вертолеты. Я, когда их увидел, рассмеялся и сказал ребятам: «Расклад поменялся. Теперь у нас 90 процентов выбраться живыми. Я же не знал, что мы пойдем в бой на гребаных трансформерах».
В день перед заданием — совсем еще затемно — мы были во дворе нашего лагеря в Джалал-Абаде, и эта женщина из ЦРУ все мерила двор шагами. Она спросила, почему я такой спокойный. Я ей ответил, что такими вещами мы занимаемся каждую ночь: «На этот раз просто лететь подальше. Но мне-то ясно, что вы нервничаете, вы не можете ошибиться». Тогда она сказала мне: «Сто процентов, что он на третьем этаже. Так что бегите туда, если сможете».
Прежде чем сесть в вертолет, я позвонил всем своим. Позвонил отцу. Я потом только узнал, что застал его на парковке «Уолмарта». Говорю: «Привет, мне тут пора на работу. Пока. Спасибо, что ты есть». А сам думал, что последний раз ему звоню. Отец догадался, что происходит что-то очень важное, но что именно, он не знал. Он заплакал. Потом он рассказывал мне, что целый час просидел на той парковке в своем пикапе — выйти из машины у него не было сил.
Нам надо было лететь где-то полтора часа в одну сторону. Высадка и посадка — в темноте. Каждые 15 минут нам говорили, что нас не покрасили, — это значит, что радары нас не заметили. Над чужой территорией мы, как говорится, в родной стихии. Но вот только меня не отпускала мысль, что надо отлить, чтобы потом в бою об этом не думать. Я скорее в штаны напущу, чем пойду в бой с полным мочевым пузырем. Нам выдают такие специальные штуки, похожие на гибрид памперса со складной собачьей миской. Моя до сих пор цела, я ей ни разу не пользовался. А тогда я поссал в бутылку из-под питьевой воды. Я только потом вспомнил, что когда я стрелял в лицо бен Ладену, у меня в кармане лежала бутылка с мочой.
Мы открыли дверь вертолета, и я выглянул наружу. На местности все выглядело совсем не так, как во время тренировок: вокруг был город, огни, поле для гольфа. Я больше не думал, что меня сейчас убьют. Это обалденный момент. Я весь собрался, но страха не было.
У меня с собой была огромная кувалда на случай, если придется ломать стену. В северо-восточном углу двора мы заметили ворота и двинулись к ним. Заложили заряд, подорвали, и створки разворотились, как крышка консервной банки. Но ворота оказались фальшивыми, за ними была стена. Как в домике Багза Банни. Это был хороший знак, мы поняли по нему, что дом укреплен, просто так люди прятаться не станут.
Мы подбежали к въездным воротам на северной стороне и уже приготовились их взрывать, но нам их с другой стороны открыл боец, который высадился во дворе. Мы думали, что в какой-то момент они нас окружат. На видео по всему участку ходили боевики, и у него есть еще смертники. Но они были не готовы. Совсем расслабились. Те, кто мог стрелять, стрелял, но мы быстро с ними разобрались. Один боец подстрелил мужчину и женщину. Он сказал мне: «Господи, женщины лезут вперед своих мужиков. Хотят мученицами стать. Место тут точно непростое. Если и не бен Ладен, то какая-то большая шишка точно засела».
Мы вошли в главное здание. Там был холл, комната направо, комната налево. Мертвый парень и мертвая женщина. Мы пошли дальше. Еще две комнаты. А потом эта гребаная дверь — ее мы просто разнесли взрывчаткой. Я увидел девочку лет пяти, она плакала в углу. Я отнес ее в комнату напротив и отдал там женщине. Их там было, наверное, пятнадцать — и все, судя по всему, в этой комнате и жили.
В следующую дверь пришлось дважды стрелять, чтобы она открылась. Мы понеслись вверх по лестнице. Я был позади, когда передовой боец, номер первый, остановился. Он увидел Халида, 23-летнего сына бен Ладена. Я услышал, как он говорит шепотом: «Халид, поди сюда». Он сказал это сначала на арабском, потом на пушту. Халида сбило с толку, что его зовут по имени. Он высунулся с калашниковым в руках и получил пулю. Халид был одет в белую футболку и белые штаны, вроде как от пижамы. Больше у нашего объекта охраны не оставалось. Помню, как я подумал тогда: «Здорово было бы все-таки выжить сегодня, в эту потрясающую ночь».
В тот момент я еще ждал всяких подвохов типа веревочных лестниц и потайных комнат. Мы перешагнули через тело и пошли дальше. Номер первый двинулся дальше мимо двери, а четверо или пятеро ребят, которые шли передо мной, свернули на второй этаж, чтобы проверить помещения. Мы всегда так работаем — следим, чтобы в тылу было чисто. Халид был последней линией обороны. Номер первый тем временем заметил бен Ладена — тот выглянул из-за занавеси, закрывавшей вход с лестницы на третий этаж. Единственным взрослым мужчиной в доме на тот момент оставался бен Ладен. Боец выстрелил раз или два, мужчина скрылся в помещении.
Первый остановился на лестнице и ждал, чтобы кто-нибудь занял место второго номера. Я встал за ним, оглянулся и увидел, что позади нас никого. На третьем этаже были две телки, они орали на номера первого, он что-то орал в ответ. «Надо подниматься, — сказал он мне. — А то эти суки вконец вызверились». Помню, я еще повторил про себя: «Вызверились…» Красивое слово.
Я снова оглянулся — из наших так никто не появился. Тут мы поняли, что подмоги не будет. Надо было идти вперед. Я положил руку номеру первому на плечо и слегка сдавил его — это был сигнал «вперед». Мы пошли. На третьем этаже у первой двери справа он сгреб в охапку обеих женщин и оттащил их в сторону. Он думал, что если на них пояса шахидов, он собой прикроет меня от взрыва.
Я метнулся мимо него в комнату и замер за порогом. В комнате был бен Ладен. Он держал перед собой за плечи женщину и подталкивал ее вперед, не то чтобы на меня, а в сторону выхода. Это была Амаль, его самая молодая жена. Было темно, он ничего не видел. Ориентировался он только на слух. Передо мной была цель, сомневаться в этом не приходилось. Во время тренировок у нас там были мишени с его портретом.
В первый момент я подумал: какой же он тощий, какой длинный и какая короткая у него борода. Он был в этой своей белой шапочке, а под ней — почти налысо бритым, совсем как у нас по уставу положено. Помню, как я все это про себя отмечал. Меня поразило, что он такой высокий, выше всех нас — обычно наоборот, в жизни люди оказываются ниже, чем ожидаешь. Прямо как сейчас вижу: вон на полке лежит автомат, его знаменитый укороченный калашников. Бен Ладен подается вперед. Откуда мне знать, может быть, на его жене пояс шахида, и он сейчас заставит ее подорваться. Он может легко дотянуться до автомата. Он представляет угрозу. Стрелять надо в голову, чтобы он не успел нажать кнопку.
Я дважды выстрелил ему в лоб. Он начал заваливаться уже после первого выстрела. Грохнулся на пол рядом с кроватью, и я сделал третий выстрел — бах! — все туда же. В этот третий раз я смотрел сквозь голографический прицел. Бен Ладен был убит. Он не шевелился. У него вывалился язык. На моих глазах он сделал последние вдохи, уже чисто рефлекторно. Помню, я думал, глядя, как он испускает дух: «Это лучшее, что я сделал в жизни, или наоборот худшее?»
На базе в Джалал-Абаде мы вытащили бен Ладена из мешка и предъявили церэушникам и Макрейвену (адмирал Уильям Макрейвен, командующий ОКСО. — Esquire). Макрейвен приказал высокому бойцу лечь рядом с трупом, чтобы можно было оценить рост убитого. Пока изучали тело, я — как был, в форме и при оружии — сходил за той женщиной из ЦРУ. Подвел ее посмотреть и спросил: «Этот был вам нужен?» Она расплакалась. Тогда я отстегнул от автомата магазин и вручил ей на память. В нем оставалось 27 патронов.
Потом мы сопровождали тело в Баграм, и один момент мне там особенно запомнился. Я завтракаю на базе, ем сэндвич, стою рядом с трупом бен Ладена и гляжу на экран телевизора, где президент объявляет о том, что мы сделали ночью. Слушаю я его, смотрю то на тело, то на президента, жую свой сэндвич с сосиской, яйцом, сыром и беконом, а сам думаю: «Какого черта меня сюда занесло? Тут такое творится — а я кто такой?»