ЧТО ЭТО ЗА "КРАСОТА"? Евгения Смольянинова о тайне русской песни.

...Серафиме Горшковой было уже под сто. Болезнь сотрясала сухонькое тело. Оказалось, сын-пьяница бьет ее, не кормит. Сначала она не могла вспомнить ни одной старой песни. Евгения взяла ее руку, стала гладить. Бабушка успокоилась, на лице появилась улыбка, поистине райская, - глядя на Серафиму, нельзя было усомниться в том, что рай существует и что некоторым из глубины своих страданий дано его прозревать.
"А помните, как замуж выходили?" Взгляд Серафимы увлажнился, ушел куда-то внутрь и она запела. Как красота девичья на траву была положена, да нашли ее жнецы с острыми серпами и косами... Пела "так, как у нас поют": слово "красота" произносила с ударением на первом слоге. Кончалась песня вопросом: что же это за красота - не к месту положена?

О чем пела деревенская бабушка, вспомнив свою свадьбу? О смерти девушки и рождении женщины? Наверно. Но, казалось, и о чем-то другом; казалось, тут есть какая-то тайна: Песня, возникшая неизвестно когда и, похоже, никем уже не хранимая, всплыла лишь на минуту, она могла уйти в небытие навсегда. Евгения начала тихо подпевать, стараясь поддержать слабеющие звуки, уберечь, огородить песню от смерти.
Сначала она не вполне оценила то, что услышала от Серафимы. Но однажды ночью ей явилась эта "красота" - во всей изначальной сияющей силе. Евгения поняла, что это дано ей на всю жизнь. Песня вернулась. Откуда? Оттуда, откуда и пришла.

Услышать ангелов.
- Я теперь точно знаю: раньше на земле была дивная тишина, рассказывает певица Евгения Валерьевна Смольянинова, - отголоски ангельского пения слетались, как птицы, и люди слышали их. Человек был раскрыт миру, звуки были дарованы Небом, они не требовали "музыкальной грамоты", услышанное оставалось в душе и передавалось детям. В каждой деревне были свои песни.

В начале 80-х Смольянинова выступала в Ленинграде, и вот на концерте перед нею объявили исполнительницу из Псковской области. Опираясь на палочку, вышла сухонькая старушка. Ее усадили на стул. Установилась тишина, и вдруг из дряхлого тела зазвучал хрустальнейший голос. Его не коснулось никакое тление: С чем сравнить? Даже не родник журчащий, что-то не из нашего бренного мира, вся душа пульсировала в унисон звукам первородной чистоты, а на лице Евгения ощущала дуновение свежего ветерка.

- Пока она пела, у меня слезы лились градом. Тайну русской песни невозможно передать словами. Это как сон, звуки иногда зависают в воздухе: как бабочки: в этот момент оказываешься вне времени. Кстати, потом я нашла старую песню "В лунном сиянии" и спела ее с этими "зависающими" звуками, и она прозвучала так, как пели когда-то, до начала нашего века. Русская песня всегда давала крылья, присоединяла поющего человека к чину ангельских хоров: я хочу быть с Вами, говорил он, и Небо принимало его.
После концерта Евгения хотела подойти к старушке, но какие-то разбитные люди обступили ее и увели из зала. Это была Ольга Федосеевна Сергеева.



Фольклористы отыскали ее в деревне, когда ей исполнилось всего 55 лет. Она была полна энергии, могла и сплясать: А когда Смольянинова увидела ее во Дворце молодежи, прошло всего два года, но что-то случилось с ней. Страшно постарела. Позже Евгения приезжала к Ольге Федосеевне в деревню, в 1985 году шестидесятилетняя бабушка уже еле передвигалась. Эта красота оказалась "не к месту приложенной", в нашем мире она почему-то подлежала уничтожению.

После встречи с такими песнями Смольяниновой стало не до фортепьяно. "Классика" отступила. С большим трудом она добилась разрешения поработать с фольклорными записями в Пушкинском доме. Вот кладезь, созданный экспедициями еще прошлого века! Сотрудники архива фонограмм первым делом убедились, что Евгения расшифровывает далеко не самые интересные, с их точки зрения, вещи, и больше внимания на нее не обращали. Смольянинову поразило: у архивных работников нет памяти на имена записанных певцов и музыкантов. Они говорили: носитель номер такой-то: Старинные песни издавали без нот: ученые не поют, к чему им ноты? Но кому нужны песни, которые невозможно спеть?

- Однажды летом я отправилась прогуляться в Шувалово. - вспоминает певица. - Выхожу в лес и глазам не верю: все под белесым покрывалом, нет иголочки, которая не была бы оплетена.

Оказалось, нашествие тутовых шелкопрядов. Я тогда подумала: как в "науке", оплели все мертвыми умствованиями, есть корни, ствол, только жизни нет. Меня изумляло в ученых мужах, что они все знают: везде взяли "пробы", все песни классифицировали, и лежат отголоски ангельских хоров гигантским мертвым грузом.
Как-то Евгения подошла к самому главному ученому старичку, спросила: так ли расшифровала? Он немного оттаял, подвел ее к огромным стеллажам: "Вы знаете, что здесь хранится? Тут на валиках еще в прошлом веке записаны гусляры: Здесь такие тайны, такие сокровища, о которых никто даже не подозревает".

Ой, ты, швейная машина.
Во время съемок фильма "Садовник" Смольянинова услышала на деревенской улице старательное неумелое пение. Стало любопытно, зашла в дом. Под висящей в красном углу старой-престарой радиотарелкой сидела грузная бабушка и задушевно выводила: "Окрасился месяц Багрянским:" Что значит - Багрянским? Евгения сообразила, что это от хрипловатого радиопередатчика бабушка услышала и воспроизвела непонятное ей сочетание слов. Смольянинова попросила спеть еще. И вдруг услышала: "Ой, ты, швейная машина, научи меня, как жить:" Не мать сыра-земля, а швейная машина.
Когда знаменитый Пятницкий вынужден был уйти из хора, новое руководство запретило русские песни. На смену пришли городские, фабричные, колхозные. Разрушение, считает Смольянинова, началось с подмены. Народную песню подменили - крестьянскую на колхозную. У нее и дух другой, и предназначение. Постепенно из хора убрали замечательных старух, которых Пятницкий собирал по всей России. Молодые орущие голоса зазвучали в радиотарелках. Шло стирание русского звука, перекодировка генотипа. Души деревенских бабушек, готовых оживить даже швейную машину, были сломлены.
- Когда человек поет, он звучит сам, - говорит певица, - участвует в звучании вселенной. Сегодня акустическое пространство заполнено до отказа, забито так, чтобы каждый из нас своего голоса не слышал. Звуки извне закачиваются прямо в мозг, плейер - предел такого сжимания, когда расширить акустическое пространство можно, лишь входя в изнанку бытия, в мертвый мир. И этот мир агрессивно грохочет ритмами локомотива, мчащегося по рельсам "прогресса".Так стирается грань между одушевленным и неодушевленным, между живой душой и мертвичиной.
- У нас был музыкальный оператор, он общался с микрофоном, как с живым существом, - рассказывает Смольянинова. - Мог серьезно сказать, если тот побывал в чужих руках: "Смотри, обиделся". С обыденной точки зрения, у такого человека не все дома, а на самом деле речь идет об особой одаренности, языческом восприятии мира. Однажды ночью мы озвучивали мультфильм "Русалка", наушниках - огромное звуковое пространство, и вдруг этот оператор мне говорит: "Слышишь, отвечают!" Кто, не поняла я. "Они:" В конце времен, наверное, мало кому дано слышать пение ангелов. Но в традиционной песне запечатлены его первообразы. Надо только уметь взять их.
Сейчас композитор покупает синтезатор и пишет некий звуковой образ, намешивает тембры, создает звучание, которого еще не было. Это столпотворение звуков - сознательная цель черномагических ритуалов. По зову музыкантов из групп "Битлз", "Роллинг-стоунз" и других. к ним являлись страшные "соавторы": Но бывает, они приходят и без спроса. Известен случай, когда группа каратистов на туристском привале услышала поразительное, могучее пение. Оно было до того жутким, что побросав вещи, бедные жертвы кинулись на ближайшую железнодорожную станцию...Хор демонов еще способен кого-то напугать, но под его отголоски послушно пляшет вся планета.

Поют ли "жнивную" зимой.
Одна знакомая, рассказывает Смольянинова, фольклорист, уговорила бабушек в ночь на Ивана Купалу выйти в лес: Но праздника не получилось. Приехала на мотоциклах молодежь, петь не умеют, не понимают, что происходит, чего это бабули стараются. Комары. Костер. Жгли покрышки, черный дым уходил в небо.. Потом кто-то привез грохочущий магнитофон, тем все и кончилось.

- Записи есть, голоса есть. Нет чего-то более важного. "Можете жнивную спеть?" - попросила несколько лет назад одну бабулю. Она смутилась: "Не могу, зима на дворе, какая же жнивная! Ты осенью приезжай". Господь дал время и благословил нас этому времени следовать. Всему свой час, говорили раньше. А теперь фольклористы "объяснили", что это все условности, теперь бабушки говорят, мы артистки, мы все можем.
Где еще сохранилось ощущение священного времени? В храме. На Рождество не будут петь успенскую. Глас - от сотворения мира. И народная песня точно соответствовала сезонам в жизни человека, она из того же божественного источника ее природа такова, что человек не способен себя контролировать, он впадает в особое состояние. Древние пророки пели. Да, народное и церковное пение возникло по образу ангельских хоров. Не случайно Валентина Романова, побывавшая после аварии "на том свете", слышала нечто напоминающее 33-й псалом.
Сценой не спасешься, я теперь пою не только на концертах, но и в храме, вместе со всем клиросом. Здесь так: у каждого свой характер, свое место; у кого красивый голос, к тому с уважением. Батюшка держит всех в строгости. Очень похоже на деревню.
Что же неправильно делали фольклористы? Соберутся старушки в избе, ткут, чай пьют, ручки сложат, наденут костюмы: Вроде все как надо, воссоздали "старину" по науке: Но не растут в России зимой помидоры. Хоть и покупаем их, все одно муляж.В фильме "Садовник", где я снималась, герой говорит: яблоко, оно не для сытости, а для радости. Господь дает плоды в радость. А что дают иные плоды цивилизации? Как просто теперь получается! Хочешь народное? Пожалуйста! Хочешь фрукты зимой - на здоровье! Хочешь здоровья? Будь здоров! Наука все изучает, и на все случаи жизни у нее готовы суррогаты.

Россия стоит монастырями, храмами и еще - старцами. Не все они явлены людям, только некоторые. Нам в утешение. У них иерархия, как в сказке про Иван-Царевича: я не могу помочь тебе, говорит старик, иди к моему старшему брату: Тех бабушек, что сохранили отголоски божественного пения, слышал не всякий. Их можно назвать старицами, хранительницами того удивительного звука, которым звучит Россия - удел Пресвятой Богородицы.

Так что же это за "красота", не к месту приложенная? Нашедшие ее люди с серпами да косами, - это знак жатвы, финала. Простая, казалось бы, песня несет в себе идею Конца Света. Красота всегда воспринималась как образ Истины. Дай Бог, чтобы Истина, Вера Православная, была в это апокалиптическое время обретена русским народом. Может, потаенные слова и звуки ждут своего часа? Ждут кого-то? Может быть, церковное пение, сохранившее Традицию, вернет народной песне то, что утрачено? Вернет ощущение тайны как Божественного покрова?

"Невидимая солнечная вода ласковым потоком омывает ее, проникает в сердце, и вот уже не кровь, но жаркий золотой свет полился по телу. Горячие волны охватили гортань, и она запела. Сначала голос показался слабым и тонким, но, наполняясь силой разгорающегося солнца, он и сам разгорелся, раззолотился и зазвенел, разливаясь за далекий горизонт", - так пишет Смольянинова в сценарии фильма, о котором сейчас мечтает.
Солнце и кровь, в пульсации которой - память предков и звуки божественных откровений. Именно так - чистейшим голосом, удивительно тонкой и умной душой поет Евгения Валерьевна Смольянинова. Поет "не как все". И ее пение, пронзая какофонию грохочущих, завывающих, кривляющихся звуков, проникает прямо в русское сердце.

Записал Юрий Юрьевич Милосердов
Журнал "Русский Дом", 1998 г., N12