Леонид Рогозов: история легендарного врача
Леониду пришлось расти в непростых условиях. Настойчивый мальчик вернулся в школу после горного училища, пережил Вторую мировую войну и решил связать свою жизнь с медициной. Сразу после института Рогозов отправился в ординатуру, собираясь стать хирургом. Но советское правительство рассудило иначе: 5 ноября 1960 года Леонид отправился в Антарктиду как врач шестой Советской Антарктической экспедиции. Тут парню пришлось потрудиться — людей не хватало и Рогозов успел побыть и водителем, и метеорологом. Леонид участвовал и в открытии новой антарктической станции, Новолазаревской. Тут, во время первой же зимовки и случилось то, что прославило юного хирурга по всему миру.
Слабость и тошнота начались 29 апреля 1961 года. Кроме того, Леонид обнаружил у себя и другие тревожные симптомы, включая повышенную температуру и боли в правом боку. Других врачей в экспедиции не было и парень поставил себе диагноз сам — острый аппендицит.
Леонид попробовал купировать болезнь консервативной тактикой лечения. К сожалению, покой, голод, холод и антибиотики результата не принесли. Температура поднималась, а шанса перевезти больного полярника на соседнюю станцию просто не было. А кто был единственным врачем на всю экспедицию? Правильно, Рогозов. Ему предстояло сделать срочную операцию на самом себе.
Откладывать смысла не было. Ночью, 30 апреля 1961 года Рогозов собрал группу полярников (инструменты подавал метеоролог Александр Артемьев, а зеркало и свет ставил механик Зиновий Теплинский). Леонид предусмотрел все: Владислав Гербович, начальник станции, следил за состоянием самих ассистентов, Артемьеву было приказано сделать инъекцию, если бы бедный хирург потерял сознание.
Я не позволял себе думать ни о чём, кроме дела… В случае, если бы я потерял сознание, Саша Артемьев сделал бы мне инъекцию — я дал ему шприц и показал, как это делается… Мои бедные ассистенты! В последнюю минуту я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента я не замечал ничего иного.
Врач сделал себе инъекцию новокаина и принялся за работу. Сделав разрез в 12 сантиметров длиной Рогозов на ощупь удалил себе воспаленный аппендикс, ввел себе антибиотики и зашил рану. Примерно на 40 минуте Леонид почувствовал сильную слабость и головокружение, из-за которых приходилось делать перерывы в работе. Операция длилась 1 час 45 минут и закончилась успешно. Уже через семь дней Рогозов сам снял себе швы и начал выполнять простые обязанности по станции.
Добраться до аппендикса было непросто, даже с помощью зеркала. Делать это приходилось в основном на ощупь. Внезапно в моей голове вспыхнуло: «Я наношу себе всё больше ран и не замечаю их…» Я становлюсь слабее и слабее, моё сердце начинает сбоить. Каждые четыре-пять минут я останавливаюсь отдохнуть на 20—25 секунд. Наконец, вот он, проклятый аппендикс!.. На самой тяжёлой стадии удаления аппендикса я пал духом: моё сердце замерло и заметно сбавило ход, а руки стали как резина. Что ж, подумал я, это кончится плохо. А ведь всё, что оставалось, — это собственно удалить аппендикс! Но затем я осознал, что вообще-то я уже спасён!
Никакого экстренного возвращение из экспедиции не было. Рогозов проработал на станции еще два года и вернулся вместе со всей командой, в октябре 1962 года. Хирурга встретили как героя — Высоцкий посвятил Рогозову песню, а советский космонавт, Герман Титов, в мемуарах посвятил Леониду знаменитую фразу: «В нашей стране подвиг — это сама жизнь».
Страшный диагноз
Слабость и тошнота начались 29 апреля 1961 года. Кроме того, Леонид обнаружил у себя и другие тревожные симптомы, включая повышенную температуру и боли в правом боку. Других врачей в экспедиции не было и парень поставил себе диагноз сам — острый аппендицит.
Безвыходная ситуация
Леонид попробовал купировать болезнь консервативной тактикой лечения. К сожалению, покой, голод, холод и антибиотики результата не принесли. Температура поднималась, а шанса перевезти больного полярника на соседнюю станцию просто не было. А кто был единственным врачем на всю экспедицию? Правильно, Рогозов. Ему предстояло сделать срочную операцию на самом себе.
Подготовка
Откладывать смысла не было. Ночью, 30 апреля 1961 года Рогозов собрал группу полярников (инструменты подавал метеоролог Александр Артемьев, а зеркало и свет ставил механик Зиновий Теплинский). Леонид предусмотрел все: Владислав Гербович, начальник станции, следил за состоянием самих ассистентов, Артемьеву было приказано сделать инъекцию, если бы бедный хирург потерял сознание.
Я не позволял себе думать ни о чём, кроме дела… В случае, если бы я потерял сознание, Саша Артемьев сделал бы мне инъекцию — я дал ему шприц и показал, как это делается… Мои бедные ассистенты! В последнюю минуту я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента я не замечал ничего иного.
Операция
Врач сделал себе инъекцию новокаина и принялся за работу. Сделав разрез в 12 сантиметров длиной Рогозов на ощупь удалил себе воспаленный аппендикс, ввел себе антибиотики и зашил рану. Примерно на 40 минуте Леонид почувствовал сильную слабость и головокружение, из-за которых приходилось делать перерывы в работе. Операция длилась 1 час 45 минут и закончилась успешно. Уже через семь дней Рогозов сам снял себе швы и начал выполнять простые обязанности по станции.
Добраться до аппендикса было непросто, даже с помощью зеркала. Делать это приходилось в основном на ощупь. Внезапно в моей голове вспыхнуло: «Я наношу себе всё больше ран и не замечаю их…» Я становлюсь слабее и слабее, моё сердце начинает сбоить. Каждые четыре-пять минут я останавливаюсь отдохнуть на 20—25 секунд. Наконец, вот он, проклятый аппендикс!.. На самой тяжёлой стадии удаления аппендикса я пал духом: моё сердце замерло и заметно сбавило ход, а руки стали как резина. Что ж, подумал я, это кончится плохо. А ведь всё, что оставалось, — это собственно удалить аппендикс! Но затем я осознал, что вообще-то я уже спасён!
Возвращение на родину
Никакого экстренного возвращение из экспедиции не было. Рогозов проработал на станции еще два года и вернулся вместе со всей командой, в октябре 1962 года. Хирурга встретили как героя — Высоцкий посвятил Рогозову песню, а советский космонавт, Герман Титов, в мемуарах посвятил Леониду знаменитую фразу: «В нашей стране подвиг — это сама жизнь».
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.