Витражи—произведения стекольного искусства

Каждый, кто хотя бы раз видел — в фильмах, на картинах, а может быть и в жизни — готический собор, вряд ли забудет его величественный силуэт с могучими контрфорсами и стройными башнями, уходящими в самое небо. И непременно в этом образе найдётся место прихотливым цветным лучам, освещающим внутреннее убранство храма. Свет, проходя через витражные окна, окрашивается, повинуясь прихоти художника, в самые разные цвета, а сам закрывающий окно прозрачный узор будто бы пылает, пронизанный солнечным светом.
Недавно я побывал в витражной мастерской и узнал, как же делают такие произведения стекольного искусства.



Фотографии Антона Агаркова
Сегодня мы посмотрим, как работает целая витражная студия «Александрия» — ведущая студия Москвы в области изготовления витражей и монументально-декоративного и прикладного искусства.


Мастерская разместилась в подвале столичного дома. У двери меня встретил улыбчивый мужчина — витражист Вячеслав — и повёл по узкому коридору вглубь помещения. Проход был заставлен прислонёнными к стенам готовыми витражами, переложенными картоном, листами стекла и деревянными щитами. Мой провожатый зашел в одну из комнат и пригласил меня пройти за ним.
Я оказался в средних размеров комнате: два больших стола, на одном из которых лежал собранный витраж. Над узором с паяльником в руках согнулся ещё один витражист. «А мы как раз витраж паяем. Тебе это может быть интересно — смотри, снимай» — сказал мне второй мастер — Игорь.







По стенам мастерской громоздились стеллажи с разноцветными листами стекла. На верстаке, заваленном набросками, кусочками стекла и инструментами, я увидел световой стол. Под подошвами при каждом шаге скрипели и похрустывали мелкие осколки стекла:


Работают по-старинке, чертежи на бумаге:


Пока я осматривал небольшую комнату и готовил камеры, Вячеслав вернулся к работе — с паяльником в руках склонился над столом, на котором лежала почти готовая работа. Соседний стол был закрыт огромной калькой с макетом ещё одного будущего витража.
«Любой витраж начинается с эскиза, — начал рассказывать Вячеслав, водя паяльником по стыкам стёкол, — Этот рисунок попадает в руки к художнику, и он превращает картинку в схему — полноразмерную кальку, на которой черными линиями отмечено положение модулей, а номерами — их цвета».


Может показаться, что всю творческую работу делает художник, а мастеру остаётся только вырезать по шаблону кусочки нужного цвета, разместить их на схеме и соединить. Но это не так. От мастера во многом зависит, насколько красивым будет готовое панно: как точно он сможет вырезать стеклянные кусочки, насколько кропотливо подобрать их форму и тонко соединить. И если вся эта работа, так или иначе механическая, то работа с цветом требует от витражиста художественного чутья и внимательности. Ему приходится работать с материалом самого разного цвета и фактуры.


Зачастую стеклянные листы одной и той же марки могут разительно отличаться друг от друга. По поверхности стекла проходят прихотливые разводы, оттенки смешиваются, сменяя друг друга: красный цвет может плавно перетечь в розовый, а в завитках и волнах появятся зелёные полосы. Бывает и так, что прозрачные области сменяются непроницаемыми для света. Мастер должен почувствовать все эти нюансы и вырезать из разноцветного стеклянного листа такой кусочек, который бы идеально вписывался в общую картину.


«Этот тип витража называется Тиффани. Не знаю, откуда пошло название — может быть по имени создателя — сказал Игорь не отрываясь от работы, — Когда мы уже вырезали все стёкла, каждое из них обматывается тонкой лентой из медной фольги. Потом уже обмотанные стёкла снова собирают в узор, швы обезжиривают флюсом и спаивают. Вот и вся работа».












Кроме Тиффани есть много других видов витражей. Например, стёкла можно устанавливать и впаивать вот в такие профили-протяжки:


— И давно вы занимаетесь витражами?

— Давно. Лет двадцать, наверно, ответил Игорь после короткого раздумия. — Я раньше ювелиром был. Но потом Союз рухнул, производство стало никому не нужно, и я пришел сюда«. Позже я узнал, что студия «Александрия» занимается витражами уже двадцать лет, и многие мастера работают здесь с самого момента её основания.


— Сколько времени может уйти на один витраж, — спросил я мастеров, рассматривая немалых размеров чертежи и наброски.

— По-разному. Всё зависит от количества модулей: их может быть на квадратном метре четыре или два… или вообще один, а может быть и сто. А бывает, заказчик приходит, когда весь витраж уже спаян, и просит поменять пару цветов. Тогда приходится выбивать стёкла и переделывать.

— А какая работа потребовала больше всего времени?

— Люстра была, — и Вячеслав, задумавшись, широко развёл руки, показывая размеры люстры, — три панно метра по два каждое. Мы над ней три месяца работали.


Вячеслав отложил паяльник и критически осмотрел работу. «Видишь, в центре прозрачное стекло с узором? Это пескоструйная обработка — струёй песка под давлением вырезают узор. Правда, это не мы делаем, нам такие стёкла привозят». Мастер отвернулся к полке и снял с неё небольшую стеклянную чашку. Сильный запах тут же резанул ноздри. «Это кислота, — пояснил Вячеслав, — сейчас патинировать будем». С этими словами он опустил в чашку небольшую губку и провёл ей по блестящим паяным швам — они тут же потемнели. «Было новое, стало старое. У нас это очень любят», — с улыбкой сказал мастер.


Справа — шов до патинирования, светлый и блестящий, а слева — после обработки кислотой, блёклый и тёмный:


Вячеслав и Игорь перевернули витраж и начали спаивать швы с обратной стороны. Я посмотрел ещё немного за их работой, но вскоре решил пойти поснимать в других мастерских. В соседней комнате мастер, представившийся Дмитрием, подбирал стёкла для витража — обрезал небольшие кусочки и смотрел, как они впишутся в панно. Дмитрий, вырезая детали будущего витража, время от времени беззлобно шутил и с улыбкой давал мне советы, что и как стоит фотографировать.
Мастер работал, а я всё рассматривал его руки: ловкие пальцы, исполосованные черными насечками порезов и в паре мест обмотанные обмотанные пластырем. Может быть кровное родство мастера и его работы — это нечто большее, чем просто слова?