22 июня 1941 года: воспоминания советских военных о первом дне Великой Отечественной войны
Ранним утром 22 июня 1941 года войска Германии, не объявляя войну, внезапно напали на СССР, атаковав всю западную границу Советского Союза. Немецкие войска наносили бомбовые удары не только по воинским соединениям, но и по городам. Предлагаем узнать, что помнят о том дне советские фронтовики.
Семен Буденный, маршал:
«В 4:01 22.06.41 мне позвонил нарком [обороны] товарищ [Семен] Тимошенко и сообщил, что немцы бомбят Севастополь и нужно ли об этом докладывать товарищу Сталину? Я ему сказал, что немедленно надо доложить, но он сказал: «Звоните Вы!» Я тут же позвонил и доложил не только о Севастополе, но и о Риге, которую немцы также бомбят. Тов. Сталин спросил: «А где нарком?» Я ответил: «Здесь со мной рядом» (я уже был в кабинете наркома). Тов. Сталин приказал передать ему трубку… Так началась война!».
Дмитрий Павлов, генерал армии, командующий Западным фронтом:
«Опыт первого дня войны показывает неорганизованность и беспечность многих командиров, в том числе больших начальников. Думать об обеспечении горючим, снарядами, патронами начинают только в то время, когда патроны уже на исходе, тогда как огромная масса машин занята эвакуацией семей начальствующего состава, которых к тому же сопровождают красноармейцы, то есть люди боевого расчета. Раненых с поля боя не эвакуируют, отдых бойцам и командирам не организуют, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу».
Петр Котельников, воспитанник-музыкант 44-го стрелкового полка в Брестской крепости:
«Под утро нас разбудил сильный удар. Пробило крышу. Меня оглушило. Увидел раненых и убитых, понял: это уже не учения, а война. Большинство солдат нашей казармы погибли в первые секунды. Я вслед за взрослыми бросился к оружию, но винтовки мне не дали. Тогда я с одним из красноармейцев кинулся тушить вещевой склад. Потом с бойцами перешел в подвалы казармы соседнего 333-го стрелкового полка. Там тоже были мои ровесники-музыканты, воспитанники других полков. Оружие нам не давали. Мы помогали раненым, носили им боеприпасы, еду, воду. Через западное крыло ночью пробирались к реке, чтоб набрать воды, и возвращались обратно. 29 июня группа бойцов пошла на прорыв, и нас взяли с собой».
Юрий Кузнецов, рядовой 2-й батареи 1-го дивизиона 117-го ГАП 8-й стрелковой дивизии 10-й армии:
«Накануне войны, 21 июня 1941 года, был обычный день лагерного сбора. В тот день я получил спортивный костюм — майку и трусы, в которых на следующий день в воскресенье, т.е. 22 июня, должен был участвовать в соревнованиях по футболу за команду своего полка. Все готовились к спортивному празднику. С рассветом 22 июня мы проснулись от шума самолетов, летающих над нашим лагерем и, как мы потом поняли, круживших над полевым аэродромом, расположенным в нескольких километрах от нас. Долго мы смотрели на эти самолеты, не понимая, что происходит. И только один из сержантов, воевавших в Советско-финляндскую войну, сказал, что это немецкие самолеты расстреливают наши истребители на аэродроме, а это значит, что началась война.
Дежурный по лагерю офицер бегал от одной группы военнослужащих к другой и не знал, что делать, так как связь со штабом дивизии была потеряна. Видимо, сработали немецкие диверсанты. Подавать сигнал тревоги или нет? Старшина нашей батареи все решил сам и скомандовал: «Вторая батарея... Боевая тревога!». Наши средние командиры на воскресенье уехали к своим семьям на зимние квартиры. Поэтому собирались в походную колонну пока без них. Когда самолеты противника начали обстрел и бомбежку нашего лагеря, все окончательно убедились, что началась война».
Игорь Николаев, лейтенант:
«Мы с Вовкой в этот день, 22 июня, собирали ландыши. Пришли с ландышами, а нам говорят: «Сейчас в 12 часов будем Молотов выступать». Вот Молотов выступил, мы закричали «Ура! Война»... Мозгов-то ведь нет. Понимаете, тут парадокс: время было военизированное, но что такое война, никто не знал.
Вот идет по Кропоткинской демонстрация, то ли первомайская, то ли ноябрьская. Идут работницы «Красной Розы», шелкоткацкого комбината. И звонко так поют: «Эй, комроты, даешь пулеметы, даешь батарею, чтобы было веселее». Это было не то чтобы модно, это как-то было повсеместно.
А в результате оказалось, что я-то как призывник выучил, как с винтовкой обращаться, в кружке, а верховное командование не выучило, как начинать войну».
Владимир Трунин, танкист:
«21 июня 1941 года я закончил среднюю школу-десятилетку, четверок у меня была одна или две, не больше в аттестате. Мы не думали, что война будет. У нас настроение такое было у всех, что мы сможем победить врагов малой кровью могучим ударом. Но не получилось малой кровью и могучим ударом.
В последний день в школе, 21 июня, мы прощались с учителями, смотрели им в глаза, они смотрели в наши глаза и думали: «Что-то из нас будет, как мы реализуем знания, которые мы получили в школе».
На следующий день был физкультурный кросс. Гляжу за заборчик Летнего сада, молодые женщины бегут по улице и плачут вслух, навзрыд. Я так удивился... Ровно в 12 часов мы услышали голос знаменитого советского диктора Левитана. Он сказал: «Внимание, внимание. Сейчас будет говорить председатель Совета народных комиссаров Молотов Вячеслав Михайлович» (по состоянию на 22 июня 1941 года — заместитель председателя Совнаркома, нарком иностранных дел). Он сказал: «Граждане и гражданки Советского Союза. Сегодня, 22 июня, в четыре часа утра без объявления войны фашистская Германия напала на Советский Союз. Пограничные войска и части пограничного прикрытия ведут бои на границах от Баренцева до Черного моря». Потом он замолчал и сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Враг будет разбит. Победа будет за нами». И все парни, которые только что бежали кросс, бегом побежали в военкомат районный».
Семен Буденный, маршал:
«В 4:01 22.06.41 мне позвонил нарком [обороны] товарищ [Семен] Тимошенко и сообщил, что немцы бомбят Севастополь и нужно ли об этом докладывать товарищу Сталину? Я ему сказал, что немедленно надо доложить, но он сказал: «Звоните Вы!» Я тут же позвонил и доложил не только о Севастополе, но и о Риге, которую немцы также бомбят. Тов. Сталин спросил: «А где нарком?» Я ответил: «Здесь со мной рядом» (я уже был в кабинете наркома). Тов. Сталин приказал передать ему трубку… Так началась война!».
Дмитрий Павлов, генерал армии, командующий Западным фронтом:
«Опыт первого дня войны показывает неорганизованность и беспечность многих командиров, в том числе больших начальников. Думать об обеспечении горючим, снарядами, патронами начинают только в то время, когда патроны уже на исходе, тогда как огромная масса машин занята эвакуацией семей начальствующего состава, которых к тому же сопровождают красноармейцы, то есть люди боевого расчета. Раненых с поля боя не эвакуируют, отдых бойцам и командирам не организуют, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу».
Петр Котельников, воспитанник-музыкант 44-го стрелкового полка в Брестской крепости:
«Под утро нас разбудил сильный удар. Пробило крышу. Меня оглушило. Увидел раненых и убитых, понял: это уже не учения, а война. Большинство солдат нашей казармы погибли в первые секунды. Я вслед за взрослыми бросился к оружию, но винтовки мне не дали. Тогда я с одним из красноармейцев кинулся тушить вещевой склад. Потом с бойцами перешел в подвалы казармы соседнего 333-го стрелкового полка. Там тоже были мои ровесники-музыканты, воспитанники других полков. Оружие нам не давали. Мы помогали раненым, носили им боеприпасы, еду, воду. Через западное крыло ночью пробирались к реке, чтоб набрать воды, и возвращались обратно. 29 июня группа бойцов пошла на прорыв, и нас взяли с собой».
Юрий Кузнецов, рядовой 2-й батареи 1-го дивизиона 117-го ГАП 8-й стрелковой дивизии 10-й армии:
«Накануне войны, 21 июня 1941 года, был обычный день лагерного сбора. В тот день я получил спортивный костюм — майку и трусы, в которых на следующий день в воскресенье, т.е. 22 июня, должен был участвовать в соревнованиях по футболу за команду своего полка. Все готовились к спортивному празднику. С рассветом 22 июня мы проснулись от шума самолетов, летающих над нашим лагерем и, как мы потом поняли, круживших над полевым аэродромом, расположенным в нескольких километрах от нас. Долго мы смотрели на эти самолеты, не понимая, что происходит. И только один из сержантов, воевавших в Советско-финляндскую войну, сказал, что это немецкие самолеты расстреливают наши истребители на аэродроме, а это значит, что началась война.
Дежурный по лагерю офицер бегал от одной группы военнослужащих к другой и не знал, что делать, так как связь со штабом дивизии была потеряна. Видимо, сработали немецкие диверсанты. Подавать сигнал тревоги или нет? Старшина нашей батареи все решил сам и скомандовал: «Вторая батарея... Боевая тревога!». Наши средние командиры на воскресенье уехали к своим семьям на зимние квартиры. Поэтому собирались в походную колонну пока без них. Когда самолеты противника начали обстрел и бомбежку нашего лагеря, все окончательно убедились, что началась война».
Игорь Николаев, лейтенант:
«Мы с Вовкой в этот день, 22 июня, собирали ландыши. Пришли с ландышами, а нам говорят: «Сейчас в 12 часов будем Молотов выступать». Вот Молотов выступил, мы закричали «Ура! Война»... Мозгов-то ведь нет. Понимаете, тут парадокс: время было военизированное, но что такое война, никто не знал.
Вот идет по Кропоткинской демонстрация, то ли первомайская, то ли ноябрьская. Идут работницы «Красной Розы», шелкоткацкого комбината. И звонко так поют: «Эй, комроты, даешь пулеметы, даешь батарею, чтобы было веселее». Это было не то чтобы модно, это как-то было повсеместно.
А в результате оказалось, что я-то как призывник выучил, как с винтовкой обращаться, в кружке, а верховное командование не выучило, как начинать войну».
Владимир Трунин, танкист:
«21 июня 1941 года я закончил среднюю школу-десятилетку, четверок у меня была одна или две, не больше в аттестате. Мы не думали, что война будет. У нас настроение такое было у всех, что мы сможем победить врагов малой кровью могучим ударом. Но не получилось малой кровью и могучим ударом.
В последний день в школе, 21 июня, мы прощались с учителями, смотрели им в глаза, они смотрели в наши глаза и думали: «Что-то из нас будет, как мы реализуем знания, которые мы получили в школе».
На следующий день был физкультурный кросс. Гляжу за заборчик Летнего сада, молодые женщины бегут по улице и плачут вслух, навзрыд. Я так удивился... Ровно в 12 часов мы услышали голос знаменитого советского диктора Левитана. Он сказал: «Внимание, внимание. Сейчас будет говорить председатель Совета народных комиссаров Молотов Вячеслав Михайлович» (по состоянию на 22 июня 1941 года — заместитель председателя Совнаркома, нарком иностранных дел). Он сказал: «Граждане и гражданки Советского Союза. Сегодня, 22 июня, в четыре часа утра без объявления войны фашистская Германия напала на Советский Союз. Пограничные войска и части пограничного прикрытия ведут бои на границах от Баренцева до Черного моря». Потом он замолчал и сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Враг будет разбит. Победа будет за нами». И все парни, которые только что бежали кросс, бегом побежали в военкомат районный».
Комментариев 3
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.