Подростки, выжившие после бойни Брейвика
Снимая портреты подростков, которые выжили после бойни, устроенной Андерсом Брейвиком в молодежном лагере на острове Утёйа, норвежский фотограф Андреа Йестванг(http://andreagjestvang.com) расспросила их о том, как они живут сегодня.
1. Илва Швенке, 15 лет, Тромсе
«Каждое утро я думаю о своей жизни — иногда о том, что уже сделала, иногда — о будущем. Если есть какая-то мысль, которая торчит у меня в голове, как заноза, — это мысль, что тот день мог стать для меня последним. Теперь, когда я еду в машине, я думаю: грузовик в соседнем ряду может резко свернуть на нашу полосу, и я погибну раньше, чем пойму, что происходит. А еще я больше не верю незнакомцам. Не боюсь их, просто мне кажется, что что-то может случиться. Но я стараюсь смотреть на все позитивно. Что бы ни случилось в прошлом, это уже случилось».
2. Александр Сандберг, 16 лет, Левангер
«Спустя какое-то время после 22 июля я понял, что должен заставить себя думать о чем-то другом. Я часто думаю о том, как несправедливо устроен мир и что можно сделать с этим. А еще я понял, как важна для меня семья. Сейчас мне кажется, что я почти вернулся к своему нормальному состоянию. Я никогда не рассматривал то, что случилось 22 июля, как атаку лично на меня, и потому сегодня у меня нет особых страхов».
3. Ида Каролина Брохольм, 21 год, Хитра
«Мне было нелегко вернуться в родной городок, потому что я ведь была «той девушкой, которая была в Утёйе». Но мне помогли, сейчас все иначе. Иногда я чувствую себя заблудившейся в собственных воспоминаниях. Я закрываю глаза и вижу тот день, когда я потеряла тех, кого любила. Я хорошо помню ночь накануне 22 июля: я сидела в палатке с тремя мальчиками, и они хором пели мне колыбельные. Одного из них больше нет».
4. Эйвинд Риндален, 23 года, Толга
«То, что происходит сегодня — то чувство единства, которое нас связывает, — заставляет многих думать, что он, этот человек, никогда не был таким же, как мы. Но он был одним из нас, я знаю. Сейчас, после 22 июля, я пообещал себе, что буду делать все возможное, чтобы Норвегия была свободной, демократической и максимально разной. Если ультраправые сочтут меня предателем, для меня отныне это будет комплиментом».
5. Эйрин Кристин Кьер, 20 лет, Лаксватн
«К осени мои раны зажили, а вот с головой стало твориться неладное. Я чувствовала внутри пустоту и усталость. В первый раз я заплакала в декабре. Мне становилось страшно, если начинал звонить телефон, если я видела полицейских… Потом мне начали сниться те, кто погиб на острове. В этих снах мы делали самые обычные вещи — гуляли и все такое. Я просыпаюсь после таких снов — и я счастлива».
6. Ханне Несс, 20 лет, Намсус
«Я очень хорошо помню, как на меня падает мертвое тело Лене Марии, моей лучшей подруги. Потом она стала мерещиться мне — сидящей на уголке моей кровати. Я злилась на нее, потому что она уже была мертва, и я знала это. Я пыталась прогнать ее, но ничего не получалось. Я видела ее так же ясно, как то, что вижу сейчас. Она все сидела и сидела с легкой улыбкой на лице — до того самого дня, когда ее похоронили».
7. Натия Чхетиани, 23 года, Кутаиси
«Это был первый раз, когда я и моя подруга поехали за пределы Грузии. Скандинавия привлекала меня всегда — особенно скандинавская модель социализма. Нас отговаривали от поездки, но мы поехали. Теперь моя подруга мертва, и я тоже могла не пережить того дня. Сейчас я чувствую себя частью большого организма, который пытается излечиться от ран. Такого чувства сплоченности и единства я не испытывала еще никогда».
8. Сесилия Херловсен, 17 лет, Сарпсборг
«Помню, как я смотрела на докторов, которые стояли над моей кроватью в больнице. Они сказали, что руку придется ампутировать. Мать с отцом и брат стояли рядом. К тому моменту я уже смирилась. Совершенно бесполезная из-за ран, рука просто болталась. Сегодня — как только мне требуется помощь — кто-нибудь сразу же приходит мне на выручку, и я привыкла к мысли о том, что дальше жить мне придется с одной рукой».
9. Изелин Роза Борх, 15 лет, Гронг
«После Утёйи меня начали мучить чудовищные кокрасивые, я стала бояться темноты и практически не могла нормально спать. Тогда мы с мамой решили завести еще одну собаку, и так у нас дома появилась Афина. Сейчас каждую ночь она спит, забравшись ко мне на живот. Все говорят мне, что я очень сильно повзрослела за последний год. Мои друзья смотрят реалити-шоу, но я не могу их смотреть. Я лучше почитаю книгу».
10. Праблен Каур, 19 лет, Осло
«Темнота. / Я в воде. / Время, пространство, цвета, / Все течет.
Время заморожено, разбито в дребезги. / Мой путь утерян из виду.
Тени сумерек, оставшихся позади, еще со мной».
11. Матиас Экхоф, 21 год, Акерсхус
«Когда я слышу слово Утёйа, я представляю безопасное и замечательное место, до сих пор остров кажется мне именно таким. Я пролежал в больнице три недели и пять дней, просто лежал и ничего не делал. За одиннадцать дней мне сделали девять операций. Остаток осени я провел на костылях. Я никуда не выходил, целыми днями смотрел новости. Я думал, что вернуться к нормальной жизни уже нет шансов, но потом я снова стал заниматься флорболом, и это помогло мне вернуться в норму. Иногда, поднимаясь по лестнице, я вспоминаю о своих травмах. Я не думаю о будущем и стараюсь жить сегодняшним днем. Никто из нас не знает наверняка что случится завтра».
12. Себастьян Йохансен Переу, 15 лет, Трёнделаг
«Когда я вернулся с острова меня ждали в саду друзья, мы ели кексы и смотрели кино. Жизнь продолжается несмотря ни на что. Я до сих пор ношу браслет «Утёйа», чтобы не забыть все прекрасное, что было до того, как это случилось. Мой старший брат подарил мне путевку на остров. Он всегда ездил туда и рассказывал, как там замечательно. Он познакомил меня со своими друзьями, и по вечерам мы играли на гитарах. На его похоронах я играл на рояле «Какие слова». Иногда мне кажется, что я всегда был единственным ребенком в семье, мне ужасно его не хватает».
«Каждое утро я думаю о своей жизни — иногда о том, что уже сделала, иногда — о будущем. Если есть какая-то мысль, которая торчит у меня в голове, как заноза, — это мысль, что тот день мог стать для меня последним. Теперь, когда я еду в машине, я думаю: грузовик в соседнем ряду может резко свернуть на нашу полосу, и я погибну раньше, чем пойму, что происходит. А еще я больше не верю незнакомцам. Не боюсь их, просто мне кажется, что что-то может случиться. Но я стараюсь смотреть на все позитивно. Что бы ни случилось в прошлом, это уже случилось».
«Спустя какое-то время после 22 июля я понял, что должен заставить себя думать о чем-то другом. Я часто думаю о том, как несправедливо устроен мир и что можно сделать с этим. А еще я понял, как важна для меня семья. Сейчас мне кажется, что я почти вернулся к своему нормальному состоянию. Я никогда не рассматривал то, что случилось 22 июля, как атаку лично на меня, и потому сегодня у меня нет особых страхов».
«Мне было нелегко вернуться в родной городок, потому что я ведь была «той девушкой, которая была в Утёйе». Но мне помогли, сейчас все иначе. Иногда я чувствую себя заблудившейся в собственных воспоминаниях. Я закрываю глаза и вижу тот день, когда я потеряла тех, кого любила. Я хорошо помню ночь накануне 22 июля: я сидела в палатке с тремя мальчиками, и они хором пели мне колыбельные. Одного из них больше нет».
«То, что происходит сегодня — то чувство единства, которое нас связывает, — заставляет многих думать, что он, этот человек, никогда не был таким же, как мы. Но он был одним из нас, я знаю. Сейчас, после 22 июля, я пообещал себе, что буду делать все возможное, чтобы Норвегия была свободной, демократической и максимально разной. Если ультраправые сочтут меня предателем, для меня отныне это будет комплиментом».
«К осени мои раны зажили, а вот с головой стало твориться неладное. Я чувствовала внутри пустоту и усталость. В первый раз я заплакала в декабре. Мне становилось страшно, если начинал звонить телефон, если я видела полицейских… Потом мне начали сниться те, кто погиб на острове. В этих снах мы делали самые обычные вещи — гуляли и все такое. Я просыпаюсь после таких снов — и я счастлива».
«Я очень хорошо помню, как на меня падает мертвое тело Лене Марии, моей лучшей подруги. Потом она стала мерещиться мне — сидящей на уголке моей кровати. Я злилась на нее, потому что она уже была мертва, и я знала это. Я пыталась прогнать ее, но ничего не получалось. Я видела ее так же ясно, как то, что вижу сейчас. Она все сидела и сидела с легкой улыбкой на лице — до того самого дня, когда ее похоронили».
«Это был первый раз, когда я и моя подруга поехали за пределы Грузии. Скандинавия привлекала меня всегда — особенно скандинавская модель социализма. Нас отговаривали от поездки, но мы поехали. Теперь моя подруга мертва, и я тоже могла не пережить того дня. Сейчас я чувствую себя частью большого организма, который пытается излечиться от ран. Такого чувства сплоченности и единства я не испытывала еще никогда».
«Помню, как я смотрела на докторов, которые стояли над моей кроватью в больнице. Они сказали, что руку придется ампутировать. Мать с отцом и брат стояли рядом. К тому моменту я уже смирилась. Совершенно бесполезная из-за ран, рука просто болталась. Сегодня — как только мне требуется помощь — кто-нибудь сразу же приходит мне на выручку, и я привыкла к мысли о том, что дальше жить мне придется с одной рукой».
«После Утёйи меня начали мучить чудовищные кокрасивые, я стала бояться темноты и практически не могла нормально спать. Тогда мы с мамой решили завести еще одну собаку, и так у нас дома появилась Афина. Сейчас каждую ночь она спит, забравшись ко мне на живот. Все говорят мне, что я очень сильно повзрослела за последний год. Мои друзья смотрят реалити-шоу, но я не могу их смотреть. Я лучше почитаю книгу».
«Темнота. / Я в воде. / Время, пространство, цвета, / Все течет.
Время заморожено, разбито в дребезги. / Мой путь утерян из виду.
Тени сумерек, оставшихся позади, еще со мной».
«Когда я слышу слово Утёйа, я представляю безопасное и замечательное место, до сих пор остров кажется мне именно таким. Я пролежал в больнице три недели и пять дней, просто лежал и ничего не делал. За одиннадцать дней мне сделали девять операций. Остаток осени я провел на костылях. Я никуда не выходил, целыми днями смотрел новости. Я думал, что вернуться к нормальной жизни уже нет шансов, но потом я снова стал заниматься флорболом, и это помогло мне вернуться в норму. Иногда, поднимаясь по лестнице, я вспоминаю о своих травмах. Я не думаю о будущем и стараюсь жить сегодняшним днем. Никто из нас не знает наверняка что случится завтра».
«Когда я вернулся с острова меня ждали в саду друзья, мы ели кексы и смотрели кино. Жизнь продолжается несмотря ни на что. Я до сих пор ношу браслет «Утёйа», чтобы не забыть все прекрасное, что было до того, как это случилось. Мой старший брат подарил мне путевку на остров. Он всегда ездил туда и рассказывал, как там замечательно. Он познакомил меня со своими друзьями, и по вечерам мы играли на гитарах. На его похоронах я играл на рояле «Какие слова». Иногда мне кажется, что я всегда был единственным ребенком в семье, мне ужасно его не хватает».
Комментариев 12
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.